Неточные совпадения
— Да шашку-то, — сказал Чичиков и в то же время увидел почти
перед самым носом своим и другую, которая, как казалось, пробиралась в дамки; откуда она взялась, это один только
Бог знал. — Нет, — сказал Чичиков, вставши из-за стола, — с тобой нет никакой возможности играть! Этак не
ходят, по три шашки вдруг.
Сейчас рассади их по разным углам на хлеб да на воду, чтоб у них дурь-то
прошла; да пусть отец Герасим наложит на них эпитимию, [Эпитимия — церковное наказание.] чтоб молили у
бога прощения да каялись
перед людьми».
А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и
Бог сходит по нем на землю ночью
перед светлым праздником.
— Я за тебя отвечаю
перед людьми и
перед богом. По воскресеньям мы станем вместе
ходить в храм божий, а на эти митинги и балы — ни ногой.
— Не знаю, матушка, мне ли в мои лета и при тяжких болезнях моих (при этом она глубоко вздохнула) заниматься, кто куда
ходит, своей кручины довольно… Пред вами, как
перед богом, не хочу таить: Якиша-то опять зашалил — в гроб меня сведет… — Тут она заплакала.
— Батюшка, Глеб Савиныч! — воскликнул дядя Аким, приподнимаясь с места. — Выслушай только, что я скажу тебе… Веришь ты в
бога… Вот
перед образом зарок дам, — примолвил он, быстро поворачиваясь к красному углу и принимаясь креститься, — вот накажи меня господь всякими болестями, разрази меня на месте, отсохни мои руки и ноги, коли в чем тебя ослушаюсь! Что велишь — сработаю, куда пошлешь —
схожу; слова супротивного не услышишь! Будь отцом родным, заставь за себя вечно
бога молить!..
— Вы, я вижу, хотите сегодня поразить меня вашим цинизмом, — говорила Зинаида Федоровна,
ходя в сильном волнении по гостиной. — Мне отвратительно вас слушать. Я чиста
перед богом и людьми, и мне не в чем раскаиваться. Я ушла от мужа к вам и горжусь этим. Горжусь, клянусь вам моею честью!
Месяца два уже m-r Николя во всех маскарадах постоянно
ходил с одной женской маской в черном домино, а сам был просто во фраке; но
перед последним театральным маскарадом получил, вероятно, от этого домино записочку, в которой его умоляли, чтобы он явился в маскарад замаскированным, так как есть будто бы злые люди, которые подмечают их свидания, — „но только,
бога ради, — прибавлялось в записочке, — не в богатом костюме, в котором сейчас узнают Оглоблина, а в самом простом“.
— Партизан!.. партизан!.. Посмотрел бы я этого партизана
перед ротою — чай, не знает, как взвод завести! Терпеть не могу этих удальцов! То ли дело наш брат фрунтовой: без команды вперед не суйся, а стой себе как вкопанный и умирай, не
сходя с места. Вот это служба! А то подкрадутся да подползут, как воры… Удалось — хорошо! не удалось — подавай
бог ноги!.. Провал бы взял этих партизанов! Мне и кабардинцы на кавказской линии надоели!
«Какие же тут насмешки? — подумал Червяков. — Вовсе тут нет никаких насмешек! Генерал, а не может понять! Когда так, не стану же я больше извиняться
перед этим фанфароном! Черт с ним! Напишу ему письмо, а
ходить не стану! Ей-богу, не стану!»
— Ей-богу, ей-богу, нет! Чтобы я не
сошел с этого места, если он там! Да и сами посудите, с какой стати мне лгать? Чтоб мне руки и ноги отсохли!.. Что, и теперь не верите? Чтоб я околел тут же
перед вами! чтоб ни отцу, ни матери моей, ни мне не видать царствия небесного! Еще не верите?
— Очень превосходно, Ларя! Ну, и завидую я господу
богу — хорошо песни сложены ему! Человек-то, Ларя, а? Каков есть человек, сколь он добр и богат душой, а? Ему ли уж не трудно
перед богом ходить! А он — вот как — на! Ты мне, господи, — ничего, а я тебе — всю душу!
Множество я видел таких людей. Ночами они ползают
перед богом своим, а днём безжалостно
ходят по грудям людей. Низвели
бога на должность укрывателя мерзостей своих, подкупают его и торгуются с ним...
У меня всегда сердце бывает не на своем месте, когда ты
ходишь в город; я всегда ставлю свечу
перед образ и молю господа
бога, чтобы он сохранил тебя от всякой беды и напасти».
А кто порукой.
Что наше войско враг не одолеет,
Что врозь оно не разбежится, прежде
Чем мы Москву
перед собой увидим?
Не хуже нас
ходили воеводы!
Со всех концов бесчисленное войско
Шло под Москву громовой черной тучей.
Да не дал
Бог; все розно разошлись.
Так как же хочешь ты, чтоб с горстью войска
Я шел к Москве! Мне с Господом не спорить!
Иван Михайлович(распечатывая письмо).Господа, мне слишком тяжело. Пожалейте меня! Я знаю, что я виноват. Скрывать нечего… Я не могу читать… Читайте хоть вы. (Пробегает письмо и
передает шаферу.) Читайте… Постойте, эй! (Лакею.)Четверню серых в коляску! Да скажи Фильке-кучеру, что коли через минуту не будет подана, я у него ни одного зуба во рту не оставлю. Все выбью. Вот при народе говорю, а там суди меня
бог и великий государь! Нет,
прошло ваше время! Ну, читайте.
А потом, когда приехали домой, надо было спать. Аглая и Дашутка легли рядом, постлавши себе в чайной на полу, а Яков расположился на прилавке.
Перед тем, как ложиться,
богу не молились и лампад не зажигали. Все трое не спали до самого утра, но не промолвили ни одного слова, и казалось им всю ночь, что наверху в пустом этаже кто-то
ходит.
«Для вашего отца впервые я
Забыла стыд, — где у рабы защита?
Грозил он ссылкой,
бог ему судья!
Прошла неделя, — бедная забыта…
А всё любить другого ей нельзя.
Вчера меня обидными словами
Он разбранил… Но что же
перед вами?
Раба? игрушка!.. Точно: день, два, три
Мила, а там? — пожалуй, хоть умри!..»
Тут началися слезы, восклицанья,
Но Саша их оставил без вниманья.
— Матушка!.. Поверь ты мне!.. Как
перед Богом скажу, — рыдая и ломая руки, говорила Фленушка. — Молода еще — кровь во мне
ходит. Душно в обители, простору хочет душа, воли!
По-ихнему — и табак трава, не
Богом сотворенная, а диаволом, и дорогой травой [Smillax sarsaparilla.] лечиться не следует потому-де, что, когда Господь по земле
ходил, все травы
перед ним преклонилися, не поклонилась одна дорогая трава…
И скорбел я
перед ним, заливаясь слезами: «Не благословил
Бог наш подвиг: больше семидесяти учеников твоих, отче, три раза в дальние страны
ходили и ничего не сыскали, и все-то семьдесят учеников полегли в чужих странах, один аз, грешный, в живых остался».
— Эк тебя куда хватило!.. — молвил Пантелей. — За одно разве душегубство на каторгу-то идут? Мало ль
перед Богом да
перед великим государем провинностей, за которы
ссылают… Охо-хо-хо!.. Только вздумаешь, так сердце ровно кипятком обварит.
— А к какому шайтану уедешь? — возразил Патап Максимыч. — Сам же говоришь, что деваться тебе некуда. Век тебе на моей шее сидеть, другого места во всем свете нет для тебя. Живи с женой, терпи, а к девкам на посиделки и думать не смей
ходить. Не то вспорю. Вот
перед истинным
Богом говорю тебе, что вспорю беспременно. Помни это, из головы не выкидывай.
Все время, пока Игнат
ходил, — а это продолжалось так долго, что я даже боялся, как бы он не заблудился, — советчик говорил мне самоуверенным, спокойным топом, как надо поступать во время метели, как лучше всего отпрячь лошадь и пустить, что она, как
бог свят, выведет, или как иногда можно и по звездам смотреть, и как, ежели бы он
передом ехал, уж мы бы давно были на станции.
До шестого класса гимназии я искренно и полно верил в православного
бога. Одно время, с полгода, — помнится, было это в четвертом классе, — я переживал период аскетизма: постился с умилением,
ходил на все церковные службы,
перед гимназией заходил к Петру и Павлу к ранней обедне, молился
перед сном горячо и подолгу.
Призвав
бога в помощь, Николу на путь, снарядил я Митьку; да на прощанье,
перед благословенной иконой, взял с него зарок, чтоб после выучки не
ходил он ни в офицеры, ни в приказные, а был бы всю жизнь свою купцом и кожевенным заводчиком.